Кольцо приключений - Страница 33

– Что руки? Если холеные руки, то значит враг? Ты, Тарас Петрович, говори да не заговаривайся. Может, на мои руки посмотреть хочешь, у меня не сильно холеные, но дам так, что век помнить будешь, – гудел добродушный начальнический голос. – А, да он уже очнулся. Вы что, дубиной его стукнули?

– Никак нет, ваше благородие, чуть-чуть прикладом приложили, а так ни-ни, – испуганно заговорил Тарас Петрович.

Офицер с эполетами поручика флотского экипажа наклонился надо мной и спросил по-французски:

– Комма вуз аппле ву? (Как вас зовут?)

– Жем аппле Владимир Иркутянин. Вообще-то, русский – мой родной язык, – ответил я.

Офицер грозно повернулся к унтер-офицеру и спросил:

– А ты, Тарас Петрович, сам его спросить не мог? Сразу прикладом по башке? Башибузуки. За службу благодарю, но впредь, чтобы все по-человечески было. Иди и вызови ко мне вестового, – сказал офицер.

Мне развязали руки и ноги, и офицер пригласил меня к столу.

– А теперь расскажите мне все по порядку: кто вы, откуда здесь появились и зачем? – спросил он.

И я начал рассказывать о том, как я из Иркутска с караваном поехал помолиться святым местам. Сначала мы попали в Монголию, потом в Китай в Урумчи, затем через Кашгарский перевал в Афганистан. Были в Кабуле и Герате, побывали в иранском Мешхеде и Тегеране, затем оттуда по караванным тропам в Багдад и Дамаск. Потом я добрался до Стамбула и там тайком под видом грузчика проник на французский корабль «Флора», на котором и вышли на рейд Севастополя. «Флора» участвовала в артиллерийском обстреле города, но получила три прямых попадания с берега и сейчас заделывает свои пробоины, а я под покровом ночи отвязал посыльный ялик и добрался до Крымского берега.

Офицер молчал. Было видно, что он переваривает полученную от меня информацию.

– Это сколько же времени вы были в таком путешествии? – спросил он.

– Да почитай, что два года. Из Иркутска выехали весной 1852 года, – сказал я, прекрасно понимая, что телефон и телеграф пока еще не изобретены и на проверку моей информации уйдет уйма времени, а по причине военного времени проверку оставят на период после окончания боевых действий. Маршрут свой я составлял по памяти и пусть тонкий путешественник, который объездил весь Ближний Восток, Центральную и Юго-Восточную Азию простит меня, если я где-то допустил неточность в географических названиях или караванных путях.

– Ничего себе путешествие, – удивился офицер, – сколько же нужно денег для него?

– Все деньги с собой не увезешь, – сказал я, – просто ограбят по дороге или убьют, а когда деньги вот в этих руках и в голове, то человек богат для того, чтобы делать все, что ему заблагорассудится. Я не чурался никакой работы и в качестве простого погонщика верблюдов совершил вот такое путешествие.

– А документы у вас есть какие-нибудь? – спросил офицер.

– К сожалению, нет, украли вместе с последними деньгами, – ответил я.

– А как же сабля? – поинтересовался офицер.

– Сабля еще дедовская, казачья, без сабли на Востоке никак нельзя, да это и признак моего дворянского происхождения, и на Востоке чувствовали это по моей сабле, – пояснил я.

– Извините, сразу не представился, поручик Ордынцев, – сказал офицер. – Не улыбайтесь, был кто-то в моей родне из ордынских, перешедших на службу к российскому царю. Теперь весь род наш честно России служит. Давайте мы с вами поужинаем, чем Бог послал, и поведу вас к начальнику линии капитану второго ранга Бельскому. Нужно доложиться. Чувствую я, что слушать вас будут на самом верху. Присаживайтесь поближе на банку. У нас порядки корабельные, хотя мы сейчас на сухопутье. Щи да каша пища наша. И рюмочку для аппетита. Местная, тутовая, прошибает хорошо и от всех хворей спасает.

После ужина Ордынцев отвел меня к командиру линии. У него за рассказами заполночь и заснули.

Утром у Белецкого уже был один из флаг-офицеров:

– Помилуйте, вы еще спите, а Пал Степаныч просит к себе вашего лазутчика.

– Прямо-таки сам адмирал Нахимов просит к себе? – вырвалось у меня.

– Да-с, прямо-таки сам адмирал Нахимов просит вас к себе, – невозмутимо ответил «флажок».

Этого я не ожидал. Пришлось всю мою «одиссею» рассказывать адмиралу сначала. В подробности особые не вдавался, потому что в приемной было полно просителей и во время осады каждое слово командующего гарнизоном было на вес золота.

– А позвольте полюбопытствовать, сударь, на каком языке вы разговаривали с китайцами? – спросил Нахимов.

– На китайском, ваше превосходительство, – ответил я.

– А ну-ка скажите что-нибудь по-китайски, – предложил адмирал.

– Сказать-то я могу, ваше превосходительство, только кто поверит в то, что это китайский язык. Я лучше по-китайски напишу, вот это будет более весомым доказательством моих слов, – сказал я.

– А вот вам бумага и перо, – сказал адмирал, – напишите, что-нибудь соответствующее сегодняшнему моменту.

Я взял бумагу и написал.

– Интересно было бы узнать, что здесь написано, – сказал Нахимов, рассматривая бумагу. И сопровождавшие меня офицеры тоже с любопытством вглядывались в рукописные домики.

– Дословно здесь написано: прошу Вас разрешить мне участвовать в сражениях за Отечество. И подпись – Иркутянин, – перевел я.

– Похвальное желание, мы не только защищаем русскую землю, но и защищаем нашу православную веру, против которой объединились мусульмане и западные христиане, – сказал Павел Степанович и размашисто написал на листе: «Зачислить волонтером под командование капитана второго ранга Белецкого. Нахимов. 18 октября 1854 года» – Чем думаете заняться в боевых действиях?